Блокада Ленинграда в дневниках и мемуарах очевидцев
Блокада Ленинграда в дневниках блокадников и мемуарах очевидцев
Военная блокада Ленинграда началась 8 сентября 1941 г. и продолжалась 900 дней. Наступившие на Ленинград немцы и их союзники ставили целью его полное уничтожение. Ставка советского командования допускала возможность сдачи города и заблаговременно начала эвакуацию ценностей и промышленных объектов. Жители города не знали ничего о планах ни одной из сторон, и это делало их положение особенно тревожным.
По плану немецкого командования война должна была идти на уничтожение. Гитлеровские планы не оставляли Ленинграду никакого будущего: высказывались намерения сравнять город с землей. Такие же заявления звучали от руководства Финляндии – союзника и партнера Германии в военных действиях по блокаде Ленинграда.
В сентябре 1941 года президент Финляндии Ристо Рюти прямо заявил германскому посланнику в Хельсинки: «Если Петербург не будет больше существовать как крупный город, то Нева была бы лучшей границей на Карельском перешейке…Ленинград надо ликвидировать как крупный город».
Германское руководство, начиная с 21 августа 1941 года, достаточно четко определило свои намерения в отношении Ленинграда. Немцы намеревались сжимать как можно плотнее кольцо блокады, лишив город возможности снабжения. Далее враг рассчитывал на то, что город достаточно быстро капитулирует, не имея ресурсов для обеспечения многомиллионного населения.
Из дневника Веры Инбер, советской поэтессы и прозаика. «16 сентября 1941 г. Как-то странно сделалось на душе, когда свежий женский голос сказал кратко: «До конца войны телефон выключен…» Я попыталась что-то возразить, протестовать, но сама поняла, что бесполезно.
Через несколько минут телефон звякнул и умолк… до конца войны. И квартира сразу замерла, захолодела, насторожилась. Оторвалась от всего города. И так телефоны были выключены повсюду в один и тот же час. Остались только считанные: в учреждениях (особо важных), в больницах, в госпиталях.»[8]
Немцы планировали захватить южные окраины: Рыбацкое, Капучино, но за Обводный канал никто из гитлеровских генералов двигаться не собирался, идея уничтожения и геноцида разделялась генералами верхмата. В группе армий «Север» не было никакого гуманизма. Капитуляцию города немцы принимать не собирались.
Нацистское руководство исходило из того, что город штурмовать не нужно, дабы избежать потерь среди личного состава, но при этом и не принимать капитуляции, потому что капитуляция как военный акт возлагала необходимость думать о гражданском населении, - поясняет Никита Ломагин. – Более того, любые попытки прорыва из города, будь то женщины, старики или дети, должны были предупреждаться, сначала заградительным огнем, а потом и огнем на уничтожение[9].
Немецкие историки в своих исследованиях после войны старались найти оправдание такой тактике. Долгое время в западногерманской историографии господствовало мнение, что Ленинград был городом крепостью, а раз это был город-крепость, то и, соответственно, с ним можно было поступать как с военным объектом и голод можно было использовать как средство ведения войны, он не был запрещен международным гуманитарным правом.[10]
Позднее, однако, историки ФРГ признали, что фактически блокада Ленинграда была геноцидом, то есть войной на уничтожение всех тех, кто в этом городе находился. Об этом говорится, например, в книге, «Преступления верхмата», изданной в Билефельдском университете.
Для ставки удержать Ленинград было вопросом стратегическим, но советское руководство допускало и возможность наихудшего сценария, при котором враг мог войти в город, на этот случай наиболее важные его обьекты были заминированы. К этому времени из Ленинграда уже удалось эвакуировать ряд промышленных предприятий, в первую очередь оборонных, а также культурные ценности: коллекции Государственного Эрмитажа и других музеев.
К началу блокады в городе не имелось достаточных по объёму запасов продовольствия и топлива. Единственным путём сообщения с Ленинградом оставалось Ладожское озеро, находившееся в пределах доcягаемости артиллерии и авиации осаждающих, на озере также действовала объединённая военно-морская флотилия противника.
Эвакуация населения города проводилась в меньших масштабах и на 8 сентября 1941 г. в Ленинграде находилось более двух миллионов человек.
Ленинград был важен советскому руководству не только как символ, не только как промышленный центр, не только как в то время уже единственная база Балтийского флота, но и потому, что город защищала мощная и в численном отношении, и с точки зрения техники группировка и сохранение возможностей этой группировки определяло возможности борьбы, в частности, на московском направлении.
В записных книжках Жданова на конец августа – начало сентября есть запись о том, что необходимо создавать нелегальные резидентуры в Ленинграде, имея ввиду, что возможность продолжения борьбы с оккупантами может происходить в условиях, когда город будет сдан.[11]
Утром 28 августа со станции Мга отправились два последних эшелона с эвакуированными ленинградцами. Cтанцию захватили гитлеровцы, и железнодорожное сообщение города со страной прервалось. В этот же день войска фашистов прорвались в пригороды Ленинграда. В городе сидели на узлах и чемоданах 216378 человек, зарегистрированных и учтённых к эвакуации. Кoгда блокадное кольцо замкнулось, там остались более 2 миллионов человек.[12]
С 4-го сентября начались артобстрелы города, которые продолжались до конца блокады. Ленинградцы следили за развитием событий с первых дней войны, пытаясь предугадать судьбу родного города. Одним из главенствующих настроений этих месяцев были тревога и страх. У сотен тысяч разных людей была одна судьба - ленинградская, блокадная. Их объединяло столько общих мыслей, чувств, образов, картин.
Большинство граждан очень плохо представляли ситуацию в городе, вокруг города, на фронте, - пишет Никита Ломагин. - Эта неопределенность была характерна для настроений горожан в течении достаточно долгого периода времени.[13]
С начала сентября в связи с очень тяжелым положением с продовольствием стали меняться правила работы системы снабжения. Ленинградцы говорили, что из магазинов исчезли не только продукты, но даже их запах и теперь в торговых залах пахло пустотой. Население стало думать о каких-то дополнительных путях поиска продовольствия, о новых стратегиях выживания.
Во время блокады было очень много предложений снизу, со стороны ученых, инженеров, изобретателей, как решать те проблемы, с которыми город столкнулся: с точки зрения разного рода заменителей продовольствия, заменителей крови.[14]
Особенно подействовал на горожан пожар на Бадаевских складах в первый день блокады, где сгорело 38 продовольственных складов и кладовых. Запас продовольствия там был невелик и его могло хватить городу максимум на неделю, однако по мере ужесточения пайков ленинградцы все больше укреплялись в уверенности в том, что именно этот пожар стал причиной массового голода в городе.
На 12 сентября 1941 года Ленинград располагал следующими запасами:
- хлебное зерно и мука – на 35 суток;
- крупа и макароны – на 30 суток;
- мясо и мясопродукты – на 33 дня;
- жиры – на 45 суток.
- Нормы выдачи хлеба на тот момент составляли:
- Рабочим – 800 г;
- Служащим – 600 г.;
- Иждивенцам и детям – 400 г.
Тема невыносимого голода становится одной из главных в дневниках блокадников. Он был самым страшным испытанием для людей. Продовольствие закончилось очень быстро, продукты завозились небольшими партиями с помощью авиатехники, позже, когда наладили «Дорогу жизни» грузы стали доставлять с большой земли чаще. Людям приходилось, есть, что попало, многие не выдерживали и умирали.
По карточкам регулярно выдавали только перец, горчицу, уксус и тоненький кусочек хлеба. На рынке можно было купить кусочки шкуры животных, из которых варили студень. Чтобы не умереть с голоду блокадникам приходилось проявлять изобретательность, так в пищу шли ремни из сыромятной кожи их мельчили и варили с солью. На олифе жарили хлеб, делали блины из горчицы, от которых многие умирали, получив ожог внутренних органов.
Летом ели лебеду и землю, привезенную с разгромленного Бадаевского склада, земля была пропитана маслом и сахарным сиропом. Земля казалась людям жирным творогом, она была черной и промасленной. Ели ее маленькими кусочкам и запивали кипятком. Все окружающее становилось для голодных людей съедобным, так некоторые собирали мучной клей из под обоев, ели олифу, технические масла, вазелин и всевозможные отходы растительного сырья.[15]
Одним из символов блокады Ленинграда стал личный дневник маленькой девочки Тани Савичевой, который выставлен ныне в центре мемориала Пискаревского кладбища. Эти записи 11-летняя школьница вела в дни, когда голод каждый месяц уносил кого-то из ее близких. Всего девять страниц, на которых Таня сообщает о гибели родных людей. Дневник Тани Савичевой был предъявлен на Нюрнбергском процессе в качестве доказательств преступлений фашизма.
Дмитрий Сергеевич Лихачев, филолог, искусствовед, сценарист, академик Российской Академии Наук, пережил много трагических событий, происходивших в стране, в том числе и блокаду родного города Ленинграда.
По состоянию здоровья Д. С. Лихачев не был призван на фронт и до июня 1942 г. оставался в блокадном Ленинграде вместе со своей женой Зинаидой и двумя детьми. Лихачев занимал должность младшего научного сотрудника в Пушкинском доме.
Имея на руках белый билет, он был записан в институтский отряд самообороны и во время бомбежек дежурил в Пушкинском Доме. В 1942 году был награжден медалью «За оборону Ленинграда», в 1946 г - медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.». Как и многие другие жители города Лихачев вел записи этого страшного периода. В своей работе «Воспоминания» он описывает холодную зиму блокадного города, с его тяготами и лишениями.
Лихачев уделяет внимание повседневной жизни. Жизнь в коммуналке, поиски еды, вывоз умерших людей, постоянные бомбежки. В эти тяжелые моменты обнажается человеческая натура. Смерть в этих нечеловеческих условиях потеряла всю сакральность, она словно «притерлась», стала такой обыденной, что перестала вызывать какие-либо эмоции. Умершие люди на лестницах, улице и квартирах не вызывали чувства страха или слез.
Д. С. Лихачев, как и другие жители Ленинграда, столкнулся с трудностями повседневной жизни. В Ленинграде уже действовала карточная система. В магазинах постепенно пустели полки с продуктами, продававшиеся по карточкам, их становилось все меньше: исчезали консервы, дорогая еда. Но хлеба первое время по карточкам выдавали много, дети ели мало и поэтому хлеб оставался. Вовремя поняв, что голода не избежать, было решено сушить недоеденный хлеб. К осени набралась большая наволочка черных сухарей.
Зимой люди столкнулись с нехваткой питьевой воды, замерз водопровод, действовали только уборные, пробовали добывать воду из снега, на крыше он был чистым, но на его топление уходило много времени и топлива. Поэтому приходилось ходить на Неву. На детские санки ставили ванну, и клали в нее палки, они были необходимы для того, чтобы вода не очень плескалась.
Палки плавали в ванне, не давали воде ходить волнами. Воду брали у Крестовского моста, дорога до реки была вся обледенелая, от расплескавшейся воды, и очень часто санки скатывались с середины дороги набок и вода проливалась. Забор воды становился целым испытанием для людей.
В особо холодные месяцы в блокадном городе участились кражи, воровали все, особенно подростки, растущему организму требовалось больше еды. Ели украденное тут же, сил бежать или бороться не было. Грабили слабых, пожилых людей, потерянные талоны и карточки на хлеб восстановить было невозможно.
Зима 1941 - 1942 г. стала самой холодной, температура держалась ниже 35 градусов по Цельсию. К этому времени в городе не осталось животных, кошек и собак ели, продавали и меняли их мясо на картофель и хлеб. Исчезли даже воробьи и голуби, улицы были пустынны. Не жалели ничего, на рынке меняли ценные вещи на еду. Стояли на холоде часами ради двухсот граммов хлеба или гороха.
Лихачев с женой боялись выпускать своих детей на улицу, так как распространились слухи о людоедстве. Люди готовили свои квартиры к не прекращающимся обстрелам, заклеивали окна бумагой крест-накрест, закрывали листами фанеры. Окна первых этажей закладывали мешками с песком. Женщины дежурили на улице у парадных дверей, следили за окнами. Обстрелы приходились на вечернее время, когда люди возвращались домой со службы.
Эти совместные дежурства сплотили всех жителей дома. Часто жена и дети Лихачева спали у знакомой на первом этаже, не спускаясь в бомбоубежище. Глава семейства сутками дежурил в институте, копал окопы, пребывая в добровольческом отряде.
Ленинградцы не только страдали, переживая голод, холод, страх и утрату близких и родных, но они еще и действовали. Работали в тяжелых условиях войны, помогали воевать, спасали, кто-то снабжал ленинградцев топливом, кто-то собирал детей, организовывал больницы, стационары, обеспечивал работу заводов, фабрик.
В эти тяжелые дни каждый человек мог раскрыться по-разному, кто-то проявлял себя в благородстве, щедрости своей души, смелости и любви, а кто-то напротив в подлости, нечеловеческом отношении к окружающим. Но тот подвиг, который совершили блокадники, был основан на простом желании выжить и защитить свой образ жизни.
В городе продолжали работать заводы и фабрики, они снабжали армию оружием. На место ушедших, на фронт становились подростки и женщины. Оружие, произведенное в блокадном Ленинграде, поставлялось даже в Москву.[17]
Работа помогала держаться и выживать. В безлюдном, обессиленном и голодном городе продолжалась деятельность большинства учреждений. Почтальоны разносили письма, типографии печатали карточки, газеты, листовки, работали райисполкомы, детские сады, поликлиники. Работа заглушала непрестанные, доводящие до безумия мысли о еде. Через работу люди приобщались к жизни страны, от которой они были отрезаны.
Простые профессии становились очень значимыми в годы блокады. Так обычный почтальон становился героем, ведь этим людям приходилось носить тяжелые сумки с письмами с фронта и большой земли, прямо по квартирам. Необходимо было вручать письма лично. Сил не хватало, часто почтальон приходил уже к мертвому адресату.
Особое место в жизни блокадников занимала «Дорога жизни». Единственным путем кроме малоэффективной авиации, для эвакуации людей из блокадного Ленинграда, а также для доставки провианта и военных грузов обратно в город в сентябре-ноябре 1941 г. было Ладожское озеро, по которому ежедневно курсировали корабли Ладожской флотилии.
Ситуация ухудшилась тем, что с 5 ноября покрылась льдом поверхность Ладожского озера. Для того чтобы избежать возможности полной блокады Ленинграда в зимнее время, необходимо было в кратчайшие сроки найти выход. Встал вопрос о том, как организовать дальнейшее снабжение города, и самым адекватным ответом на него было бы решение о начале перевозок автомобильным транспортом.
Но лёд на озере первое время был очень тонок, и грузовики просто проваливались под лёд. Более того, в середине ноября началась оттепель, позволившая перевезти в Ленинград водным путём ещё около 1200 тонн грузов. К ноябрю был выбран наиболее подходящий для переправы маршрут Новая Ладога - Черноушево - Лемассарь - Кобона.[18]
И к 17 ноября Ладожское озеро замерзло окончательно. Сначала в город послали пробный санный обоз из 350 саней, возглавленный старшим лейтенантом М. C. Муровым, но перевезти на лошадях, тем более страдающих от бескормицы, удалось, конечно, не так уж много - 63 тонны муки.
22 ноября из Ленинграда порожняком отправилась первая колонна из 60 полуторок. 24 ноября колонна была в Ленинграде, но привезла колонна ещё меньше, чем лошади всего 33 тонны. Так как машины боялись чрезмерно загрузить, чтобы они не провалились под лёд. С машин сняли всё лишнее, включая кабины, и шофера ехали в 30-градусный мороз навстречу ветру.
Вот как описывает эту дорогу в своем дневнике ленинградская школьница Антонина Григорьева: «Апрель 1942-го. Вагоны стояли набитыми, как в бочке селедок, слабыми людьми. Это было днем. К ночи нас повезли по лесной узколейке, потом посадили на машины и везли по Ладоге. Ехать было страшно, нас обстреливали.
Мой брат Женя нам говорит: «Мама, Тося и Коля закрывайте глаза, чтобы не так страшно было тонуть.» Воды на льду было много, машинам ехать трудно, но мы, слава Богу, до берега доехали, после нас еще несколько машин доползли, а потои раздался страшный крик. На берегу была огромная беда – кричали, плакали, что на дно Ладоги ушло семь машин с людьми, а, может и больше»[19]
В первую блокадную зиму автомобильная дорога работала 152 дня. За это время по ней было завезено в Ленинград более 367 тысяч тонн различных грузов, в том числе 270 876 тонн продовольствия. По дороге эвакуировано 514 тысяч жителей города и 35 тысяч раненых и больных воинов, переправлено 3677 вагонов с оборудованием и культурными ценностями.[20]
Мужчин не хватало и шофёрами на дороге жизни становились женщины. Так случилось и с Лидией Смелковой, в 1943г она переправляла различные грузы через знаменитое Ладожское озеро. Работали на старых изношенных машинах. По Дороге жизни возили крючья, изоляторы, проволоку. Ночью поставили полотно на лед, чтобы поезд мог пройти. Если кого-то из солдат ранило, врачи просто обрабатывали раны спиртом и движение продолжалось.
По хрупкому ледяному мостку перевозили людей, тех кто не успел эвакуироваться. Как правило, это были женщины и дети. По правилам в машине не должно быть больше 16 человек. Но это правило всегда нарушалось, что было чревато последствиями. Часто на озере тонули машины с грузом, погибали дети и взрослые. Некогда было даже помогать, люди тонули, но останавливаться было нельзя. Постоянная бомбежка немецких самолетов заставляла закрывать глаза на гибель людей вокруг, необходимо было довести ценный груз и людей.[21]
Часто шофёрам приходилось ночевать на берегу Ладоги. И чтобы не замерзала вода в радиаторе, его обматывали шинелями, в ход шли и паяльные лампы. Возили обычные шофера и страшный груз - сотни умерших ленинградцев на Пискарёвское кладбище. На кладбище водителю выдавали талон со специальной отметкой, и только после этого грузовик мог покинуть замерзающий город.
За весь период действия «Дороги жизни» по ней было перевезено свыше 1 млн 615 тыс. тонн груза, из города было эвакуировано около 1 млн 376 тыс. человек.